Оригинал статьи находится на сайте

Мемуары Гарольда Секора

Жителя г. Уэртон, штат Техас
Ветерана Армии США, участника Корейской Войны

«Когда я был доктором дома - в Штатах, я видел угасание жизни и смерть. Но никогда - в таком масштабе. Наверно все мы были потрясены тем, как много молодых людей было ранено и убито».
-Гарольд Секор.

Военная служба.
Два дня спустя по окончанию школьных занятий, он отправился на военную службу, выехав из дома с несколькими школьными приятелями в автобусе компании Грэйхаунд. Автобус довёз их до Харрисбурга, а там они сели на поезд до Форта МакКлеллен.

«Поезд был переделан из состава для перевозки скота», - вспоминает Секор: «Было очень жарко и пыльно. Мы где-то останавливались – по-надобности и перекусить, но я не помню названий мест. Я был ужасно рад тому, что мы, в конце концов, приехали в МакКлеллен».

Даже спустя многие годы, он хорошо помнит свой первый день в военном городке. «Меня прогнали через медкомиссию, выдали одежду, ружье Гаранд и прочую аммуницию. Я запаковал все, что у меня было из гражданских вещей и отослал домой».

Инструкторы, обучавшие его стрелковому делу, были ветеранами Второй мировой и предыдущий войн. «А некоторые - вообще были такими же молодыми как я».
Секор говорит, что начальная подготовка заняла 13 недель. Их обучали химзащите, обращению с пушками, винтовками Спрингфилда, метанию гранат. «Мы совершали марш-броски на двадцать миль, разбивали палатки прямо на траве», - говорит он. «В шесть утра нас будил горн, мы вставали, чистили зубы, брились, шли на завтрак. Вечером – душ, потом – личное время до отбоя: письма написать и всякое такое...»

Иногда их будили ночью, если надо было дежурить по кухне или заступать в караул.

Кормили в лагере нормально и, в принципе, правильно, как говорит Секор. Новобранцам предлагали жареное мясо, курятину, картошку, овощи и фрукты. В духовной пище тоже не отказывали, так как имелась своя церковь.
Новобранцам нужно было проходить тесты по стрельбе и физической подготовке. Однажды с ними даже провели военную игру. Секор говорит, что ему нравилось ходить в ночной патруль. И еще он помнит, что им показывали «МиккиМаусовские» образовательные мультики о сексе и фильмы об оружии.

Но всё это было для него не трудно. Трудно было, по его словам, стараться есть достаточно, чтоб не похудеть. Он поступил на службу в армию во время Второй мировой, и ничуть об этом не жалеет. «Не забывайте»,- говорит он, «что тогда слово «гражданский» применительно к личности было гораздо более оскорбительным, чем «оболтус»».

Инструкторы, которых он стал уважать, не допускали, чтоб их подопечные становились «оболтусами». Они старательно учили их выживанию, и Секор был очень благодарен им за их обучение. По его словам, молодые преподаватели были очень строги, и с ними было сложно общаться. «Остальные же были более мягкими, понимая, что мы – простые деревенские парни».

Наказанием за провинность обычно было отжимание или бег, и, как правило, оно раздавались за опоздание. «Моя группа новеньких была очень старательной. Поэтому нас наказывали довольно редко»,- рассказывает он. «Однажды пара ребят шумела после отбоя по какой-то причине. Нас всех построили и заставили стоять смирно около часа после полуночи. Два человек поругались, а отдувались мы все». Гарольд говорит, что нарушителей в его отделении было мало. Лишь один боец не закончил курс обучения, и то -- из-за болезни.

После начальной подготовки, всех распределили в зависимости от способностей. Секор говорит, что счёл себя готовым к боевым действиям, и что он стал «стройней, загорелей, и счастливей оттого, что учеба закончилась». Многие уже разъехались, но Гарольда задержали еще на какое-то время. Когда пришел его час, он надел форму и даже выступил с речью в местном Лайонс Клубе.

За отличное поведение и усердие во время прохождения начальной подготовки Секору была предоставлена возможность учиться в Чарльстоунской Цитадели, в штате Южная Каролина, на подготовительных медицинских курсах. Его записали в фельдшерские курсы, на которых обучали санитаров по специальной армейской подготовительной программе. Программа была введена армейским командованием для того, чтобы в трудное время обеспечить страну докторами и инженерами. Участвуя в этой программе, он прошел два ускоренных курса. Затем, всё так же - по образовательной программе, его переслали в Университет штата Миссури, для завершения подготовительных медицинских курсов. По словам Секора: «Всё это приравнивалось к пяти семестрам ускоренного обучения. Я прошел все обязательные курсы – от биологии и органической химии до английской литературы. Занятия проходили шесть раз в неделю, с минимальным количеством военной муштры. Курсы колледжского уровня проводились гражданскими преподавателями».

В конце концов, Гарольд набрал около 115 часов фельдшерской подготовки. «Мы занимались 6 дней в неделю с 9 утра до 4 дня, а в субботу с 8 до 12»,- вспоминает он: «Физкультура тоже была, и мне нужно было иметь по ней минимум четвёрку, чтоб поступить в высшую медицинскую школу». Четверку он получил.

Секора перевели на несколько месяцев в Форт Сэм Хьюстон санитаром - до начала осенних занятий в медицинской школе. «Все это время, пока я ждал перевода в школу Бэйлора в Хьюстоне, я дежурил по ночам санитаром в палатах с обморожениями».

Днём, когда он не спал, Гарольд учился летать на аэродроме Херт. Пилотировал самолет Пайпер Каб.

Осенью 1945-го, Гарольда зачислили в Медицинскую Школу Бэйлора. Школа переехала из Далласа, и теперь располагалась во временном строении, которое ранее использовалось компанией Сиирс под склад. «Единственный кондиционер стоял в лаборатории с вольерами для собак»,- говорит он.

Секор жил в здании братства Phi Chi, и ходил на уроки, как обычный студент. «Нас учили анатомии на невостребованных или пожертвованных науке трупах. От нас воняло формальдегидом большую часть первого года занятий. Потом нас еще два года учили физиологии, неврологии, акушерству-гинекологии и прочему. В последние два года мы работали уже почти докторами в госпиталях Хьюстона, Школа тоже перебралась в новое здание. Помню, между вторым и третьим годами обучения, я остался в Хьюстоне и помогал переезжать в новое здание».

В первый год его обучения завершилась Вторая Мировая Война. Он съездил в Сан Антонио для официальной демобилизации в 1946-м, но так и продолжал носить военную форму даже после увольнения, и закончил большую часть медицинской школы по армейскому гранту. На последнем курсе его армейский грант закончился, и ему пришлось занять довольно много денег, чтобы завершить образование. Естественно, поскольку образование в течение нескольких лет оплачивалось правительством, он был обязан в случае призыва, отработать затраты в вероятных военно-полевых условиях.

Палаточная деревня

В мои обязанности, кроме предварительной сортировки и ухода за поступающими ранеными, входило лечение закрытых трещин и переломов кистей рук. Я сказал однажды Капитану Майлсу, что если мне когда-нибудь понадобится операция, я хочу чтоб он ее сделал. Он был моим хорошим другом и считался отменным хирургом, без каких-либо предрассудков».

В палатке Секора все делились всем.
«Мы заказывали что-либо «одно на всех» из каталогов Сиирс, делились присланными тортиками и печеньем (которые иногда было сложно опознать, после того как над ними поработала почтовая служба), и даже вкусными бубликами с лососем Капитана Салине».
Доктора вместе ужинали в праздники и, хотя в дни рождения всем приходилось работать, потом всегда приятно было находить поздравительные открытки. Друзья помогали в трудные дни. «Моей жене несколько месяцев не платили по продовольственному аттестату, но нам удалось все уладить через нашу бухгалтерию».

Восстановленный, но незаконченный список персонала MASH 8055, который находился в Корее одновременно с Гарольдом:
Капитан Диксон – Главная медсестра;
Капитам Морале – зубной врач;
Капитан Харви – хирург;
Майор Холлимэн – 2-й Командующий Офицер;
Полковник Биилер – 1-й Командующий Офицер;
Капитан Ирни Тэм – анестезиолог;
Капитан Майк Салине ;
Капитан Виггерс – строевой офицер;
Джон Лидэй – хирург;
Майор Авери - строевой офицер;
Капитан Вайнберг – хирург;
Капитан Старр – хирург;
Доктор Джон Иннис ;
Капитан Майлс – хирург.

В другой раз, военные полицейские принесли Секору свою собаку. Собаку сбил автомобиль, и у нее был перелом бедра. «Я скрепил кость тремя полуторомиллиметровыми скобами Киршнера, и собака довольно быстро начала бегать».

«Иногда и вражеские солдаты попадали к нам. Я всегда загибал козырек фуражки кверху, чтобы спрятать мою капитанскую эмблему. Однажды северному корейцу удалось спрятать на себе пистолет и попасть с ним в операционную. После операции я спросил у него: что он собирался делать с пистолетом? Он сказал, что хотел выстрелить в первого попавшегося ему офицера. Привычка загибать козырек кверху, чтобы не сверкать своим званием перед остальными офицерами и персоналом, вероятно, спасла мне жизнь».

Враг попадал в MASH и другими способами. «Много позже мы узнали, что главный разводящий наемных корейских рабочих на самом деле был китайским полковником. Однажды перед Рождеством китайцы проникли в лагерь и оставили Рождественские открытки с надписью «Мы, граждане Китая, поздравляем вас с праздником. Хотелось бы, чтобы праздник застал вас при других, более подходящих обстоятельствах». Чтоб пробраться в лагерь, распространителю открыток пришлось идти через наше минное поле. К сожалению, на обратном пути ему не повезло. На следующее утро он лежал там мертвым.

В MASHе работали корейские служащие всех возрастов на самых разных повседневных работах. Был кореец-адвокат. «Один молодой парень нас обстирывал и следил за тем, чтобы наши палатки не попадали нам на головы».
Доктора и сестры иногда дружески сближались с корейскими пациентами и следили за их выздоровлением. По словам Секора, одно из самых ужасных впечатлений он получил от корейских больниц и уходом в них за пациентами. «Если в больницу не приходили родственники, чтобы проведать пациента и принести ему еды, пациент умирал от голода. Так произошло с одним мальчиком, отправленным нами в корейскую клинику», - рассказывает Гарольд.«Когда я был доктором дома - в Штатах, я видел угасание жизни и смерть. Но никогда в таком масштабе. Наверно все мы были потрясены тем, как много молодых людей было ранено и убито.

С миру по нитке.

По словам Секора, персонал MASH умудрялся спасать огромное количество жизней в таких условиях, которые показались бы абсолютно недопустимыми в больницах Штатов. «Помню, привезли одного пациента в январе, при морозе -20. Сняли с вертолёта – он совсем холодный, пульса нет... Отнесли в тепло, влили две пинты крови – пульс начал прощупываться. Когда он, в конце концов, очнулся, то сказал: "А я думал, что уже умер..."».

Секор сказал, что врачи всегда старались на совесть, и часто импровизировали, чтобы оказывать всю посильную помощь. «Один из наших операционных столов мы вытащили из разбомбленного корейского госпиталя. Фольгу от упаковок с рентгеновскими снимками использовали как экраны от рентгеновского облучения. Умывальник для обработки рук перед операцией был сооружен из пятигаллонных канистр, и кранов из поршней, клапанов и прочих частей грузовика. Канистры эти стояли на полках над раковинами, сделанных из больших тазов с просверленной дыркой для стока».

По словам Секора, самым сложным было просто существовать день изо дня. «Очень хотелось домой». - говорит он. К тому же, ему не нравилось каждый день нагревать на печке в палатке воду в каске, чтобы хоть как-то вымыться и побриться, и ждать когда же приедет передвижная душевая. И еще надоело каждый день есть курицу.

«У нас был рацион «А» Класса, чтобы пациентам доставалось питание получше. Почти все время это была курица с пюре и какими-нибудь овощами. Между Днем Благодарения и некоторое время после Нового Года курицу заменяли на индейку. Пока я был в Корее, я всё это ел, конечно. Но, когда вернулся домой – два кода к курице не прикасался. Однажды один офицер раздобыл бифштексы. Мы развели костер, зажарили и всё слопали. Это была самая большая вкуснятина за всё время моего пребывания в Корее. Второе место по вкусности принадлежит банке ветчины, которую мне тётя прислала. Мы все очень скучали по мясу». Но, как говорит Секор, в остальном условия его службы в Корее были нормальными. Особенно он ценит медицинский опыт, приобретенный им в это время.

Иногда он наблюдал как живет корейское население. «У нас работали корейские служащие. В нашей палатке, например, работал мальчишка – стирал, убирался. Отличный парень. Их деревня была неподалеку. Я заметил однажды, что у всех хижин в крыше имеется отверствие-дымоход для того, чтобы согреваться внутри огнем. А крыши у всех – сухая солома.

Любимое лакомство у них было - кимчи. Это блюдо делается из капусты, перца и устриц: все это кладется в контейнер и закапывается на какое-то время в землю для ферментации. До сих пор помню, как же это ужасно воняло! Волосы в носу закручивались, если в миле от вас открывали такой контейнер».

Солдатский инвентарь помогал одевать местных детишек. «Мы им делали одежду из одеял, выданных солдатам. А на портках сзади разрез не зашивали, чтобы им было просто присесть и.. ну это... И еще, они в районе 8055-го питались гораздо лучше, чем где-либо».

• “ Gook ” теперь считается в Америке очень серьезным оскорблением в адрес человека азиатского происхождения. Прим. Переводчика.

Хотя в MASHе всегда находились пациенты, бои на фронте периодически стихали. «В такие тихие дни я иногда выбирался в близлежащие деревни или Сеул за покупками. Например, циновки купил, чтобы земляной пол в палатке застелить. Всякие интересные сувениры – домой послать. А потом вдруг затишье кончалось и приходилось по 200 пациентов в сутки лечить».

Нормальное и Неожиданное

Секор вспоминает что в 8055-м всегда было полно событий. «Постельный проверяющий Чарли пролетал над нами на закате и забрасывал камнями или ручными гранатами. У него был ужасный би-план 20-х годов, по-моему, русского производства.

Иногда артиллерийские снаряды разрывались очень близко. Иногда вражеские. Иногда - наши. Некоторые взрывы я пытался фотографировать. У одного офицера снабжения возникли проблемы с сердцем, и он меня попросил вылечить его, но не заносить болезнь в карточку. Он хотел остаться в армии. Потом он выздоровел и достал для меня фотоаппарат Никон».

8055-й посещали не только раненые. Иногда сюда попадали важные люди из руководства, штабов. «Одних принимали «на ура», других встречали абсолютно без энтузиазма», - вспоминает Секор: «К нам разные генералы приезжали. Один такой был: каждые раз, когда приезжал, я свой козырек проверял – загнут ли кверху, чтобы серебряный значок не виден был. Когда он спрашивал «Где у вас тут офицер?» я отвечал, что не видел давно. Тогда он начинал приставать, мол, где ваш командир или строевой офицер например?.. Я говорил, что в душе моются. Обычно он начинал орать, а потом уезжал».

Совсем ненадолго Гарольду удалось побывать вне зоны военных действий. Он провел неделю (включая время на поездку) в Японии. Он поехал в Токио, а затем в дом отдыха под названием «Вид На Фуджи», где были «вкусная еда, настоящая кровать и было очень красиво». С телеграммами и прочими коммуникациями Гарольду на Дальнем Востоке не везло, но он часто вспоминал жену. В Токио он ходил по антикварным магазинам, покупая подарки. «Купил ей маленьких зверюшек из слоновой кости, птичек разных.

Еще я купил нам обоим шелковые рубашки. Я решил не брать традиционный японский фарфор Норитаке потому, что узнал, что в Хьюстоне его продают даже дешевле.

Еще купил жемчуг Никимото, набор из чашечек и бутылочки для саке, и послал всё это домой». В целости и сохранности дошла только неразбитая бутылочка и одна чашечка из набора саке».

В средствах на сувениры Гарольд был ограничен. В маленьком антикварном магазине в Токио он начал осматривать все полки, а владелица магазина ходила за ним по пятам. Он даже угадал ее вопрос до того, как она спросила: «Что дела, Солдат? Проста гляди-гляди?»

«В то время слоновая кость не была такой дорогой, а мне очень понравилась статуэтка японского божка Хоти. Хоти – божество для детишек, которое приносит подарки. Она мне сказала – 25 долларов, а я ей ответил, что это слишком много. Она снова повторила – 25 долларов. Я прекрасно знал, что статуэтка стоит намного больше. Потому я просто заплатил. Она даже забыла, что нужно торговаться». Секор до сих пор хранит дома японского божка Хоти и маленьких зверюшек – драгоценные сувениры, привезенные с Востока.

После этой кратковременной передышки, он вернулся обратно на работу в 8055-й

Ближе к завершению срока службы в MASH 8055 (с июня 1951 по сентябрь 1952), усатый доктор Гарольд Секор (Бэйлорский Медицинский Институт, 1949 г. выпуска), и не менее усатый доктор Джон Иннис (Бэйлорский Медицинский Институт, 1949 г. выпуска) подружились с только что прибывшим в отделение Доктором Ричердом Хорнбергером. Не вызывает никаких сомнений, что многие годы спустя Хорнерберг припомнил некоторые из военных историй, рассказанных ему Секором и Иннисом при его прибытии в Корею. Он использовал их за основу, когда уже на гражданке под псевдонимом Ричард Хукер написал книгу. Книга так и называлась « M * A * S * H ». Поначалу она не вызвала особенного ажиотажа на книжном рынке. Позже, его небольшой роман лег в основу популярного фильма и многосезонного телесериала.

Многие ветераны Корейской войны считают, что сериал MASH сделал войну чем-то тривиальным. Но Секор говорит, что ему сериал нравится, и он считает, что большинство ветеранов настоящего MASHа понимают, что книга написана с большой долей фантазии. «Голливудский MASH намного меньше настоящего, но дух и общее настроение в принципе передан верно. Мне нравилось смотреть и кино, и сериал. У нас в 8055-м тоже иногда весело было. В частности, к нам часто приезжал один офицер Индийской Амбулаторной Части. Капитан Рииди был приколистом и весельчаком. Во время первой встречи, перед тем как войти, он просунул в палатку руку с бутылкой виски «Белая Лошадь». А мы ему говорим: «Привет, незнакомец!».

Секор говорит, что некоторые шутки в сериале заставили его вспомнить и засмеяться над тем, что они устраивали так давно в 8055-м, но и серьезная сторона настоящего MASH присутствовала в Голливудской постановке.

Секор считает что многие из персонала 8055-го MASHа в Корее послужили прототипами персонажей книги Хорнерберга, фильма и сериала. Он думает, что он сам и двое других докторов в его палатке превратились в Ястреба и Би Джея. Очень ответственная блондинка, старшая медсестра 8055-го (Капитан Диксон) была очень похожа на киношную Маргарет «Горячие Губки» Халиган, только ничьей подружкой она не была. «В этом смысле она вела себя совершенно по-другому, не так как её представили в фильме и в сериале. Наверное, вымышленный персонаж ей совсем не понравился. У нас были в медсестрах только наши американские девушки, все работали на всю катушку. Только одну девицу подозревали в легком поведении, но она была не из нашей части».

В 8055-м был и жутко ответственный, исполнительный радароподобный клерк маленького роста. Хирург Джон Лидэй был типичным «Ловцом Джоном». В 8055-м еще было около дюжины гомосексуалистов, живших в одной палатке. Секор рассказывает что «Один у них был королевой улья, и одевался в самые нарядные одежды, какие только мог достать». Гарольд считает что этот настоящий обитатель 8055-го и послужил прототипом Клингера.

Некоторые эпизоды в точности показывали жизнь в 8055-м. «Однажды я соорудил странного вида маленький стульчик из валявшихся обрезков досок и холста. В кино я видел точно такой же: он стоял на бочке с горючим». По его словам, в фильме и сериале одевались так же как и в настоящем MASH – не всегда в соответствии с правилами. «Люди носили то, в чем им было удобно работать. Некоторые ходили в туфлях для гольфа. Лично я носил ковбойские сапоги».

После войны.

Телеграммы и почта в лучшем случае попадали в 8055-й «раз в год по обещанию». Даже его приказ об увольнении где-то потерялся. Только через два дня Гарольд узнал, что пришли документы о его демобилизации. «Прохожу я мимо нашего клерка в столовой, а он мне шепчет, что вроде слышал, что меня отправляют домой. Пока я дошел оттуда до моей палатки, другие доктора в ней уже знали, что я уезжаю. Меня отправляли первого, и один приятель в нашей группе волновался – кто же придет на смену. «Нам абы кто здесь не нужен», - сказал мне он».

Из MASHа Секора отправили на грузовике до Сеула, потом - короткий перелет до Японии, а оттуда на транспортном судне для солдат - до Штатов. «Пересекать Тихий Океан – это было что-то! Старпом был жутко пьян всё время, и однажды мы проснулись, а судно под пятнадцатиградусным креном мертвым буем болтается посреди океана. Так и торчали в воде, пока не устранили неполадки».

Когда корабль прибыл в Сиэттл, штат Вашингтон, Гарольд тут же телеграфировал домой что скоро приедет. К сожалению, места на самолет были давно разобраны. Поэтому он отправился домой Пульмановским поездом. «Мы проезжали Скалистые Горы, пересекали бесконечные поля и приехали в Хьюстон».

В Северном Техасе он зашел в ресторан перекусить, а человек, сидящий рядом за стойкой, узнал в Гарольде доктора, который лечил его в Корее. Вскоре после этого он наконец-то встретился с Ширли. Её родители привезли ее на станцию в Хьюстоне.

Доктор Секор познакомился со своей «новорожденной» дочкой – первой из трех – когда ей уже исполнилось 11 с половиной месяцев.

Для Лесли Франсис возвращение отца было довольно страшным событием. Папой для неё была карточка на стене, которую она целовала перед сном. Но привыкание заняло немного времени. Её «настоящий» папа купил маленький трехколесный велосипед, а потом помогал ей учиться на нем кататься.

Семья переехала в Хьюстон и, с помощью брата Гарольда, нашла отличную квартиру, в которой поместились и Гарольд, и Ширли, и Лесли, и сам брат. Последний был продавцом больничной мебели, переведенный в Техас. Он платил часть квартирной платы за те месяцы, что жил у Секоров.

За пять лет Гарольд закончил свою обязательную стажировку. Так как его брат был знаком с больницами в районе, Гарольд ездил с ним, подбирая место для открытия своей практики. Сестра Ширли - Лола Филлиппи, работала сестрой в госпитале Рагли и Влэсингэйм в Вартоне. Она сказала акушерке, что ее родственник ищет место работы. Ему назначили интервью и он получил практику. В последующие 30 лет он там работал акушером–гинекологом. Пациенты могли его найти в любое время суток, 7 дней в неделю.

После выхода на пенсию в 62 года, Секор работал Медицинским Директором на стройке Южно-Техасской АЭС. В данный момент он дважды в неделю преподает анатомию и физиологию в Окружном Колледже Вартона.

Помимо обучения студентов, у Гарольда есть различные хобби. Много лет назад его отец затащил на чердак старые сломанные часы. Гарольд их достал и починил чуткими руками хирурга. С тех пор он коллекционирует часы и состоит в Национальной Ассоциации Часовщиков. Кроме того, он активно занят в работе местного отделения Американского Легиона и в первой Объединенной Методистской Церкви Вартона. Так же он многое делает из дерева – от часов до предметов мебели. Вот - жене кресло сделал.

Его три дочери родили ему четырех внуков, а те - трех правнуков, которыми Гарольд очень гордится.

Несколько лет он отправлял Рождественские открытки Доктору Майку Салине, но потерял с ним контакт. Он никогда не встречался с сослуживцами, и не возвращался в Корею. «Пока я работал - у меня не хватало времени. Вообще-то, его у меня не хватает и сейчас, на пенсии».

«У меня была насыщенная жизнь. И до сих пор она такая же», - сказал он в интервью газете Бэйлорского Медицинского Института. «Я многим обязан военной службе. Она мне помогла сделать карьеру». У него дома висит панель с медалями, полученными за Корейскую войну. Иногда он пересматривает эпизоды Сериала MASH, смеясь над проделками персонажей. Насмотря на то, что многие телевизионные MASHовцы – полные противоположности реальным участникам событий, некоторые фрагменты шоу навевают воспоминания – приятные и не очень – о тех месяцах, которые доктор Секор прослужил в 8055-м MASH в разорванной войной стране Корее.